Тюлени оказались бессильны перед судном. Через несколько часов тысячи освежеванных шкур были брошены в его железное брюхо. Весь лед окрест был окрашен красным и покрыт жестоко выпотрошенными дымящимися останками. Но, какими бы маленькими и беспомощными ни выглядели тюлени перед всемогущим судном, их слабость не шла ни в какое сравнение с теперешней беспомощностью судна перед всемогущей стихией.
Ослепленный снежной лавиной, один из людей, волочивший за собой тяжелый груз шкур, ступил в невидимое разводье. Веревка обмоталась вокруг него; он не мог видеть своего товарища, он не мог видеть даже лед, с которого упал,- ничего, кроме снежных вихрей. Позвав на помощь, он услышал позади себя всплеск - его товарищ тоже оступился в замерзающую воду. Как большинство матросов, они не умели плавать...
Вслепую, спотыкаясь на каждом шагу, остальные охотники вышли наконец к судну. Но когда провели перекличку, двоих не досчитались. Люди вглядывались в белую круговерть, и сирена выла над их головами, как будто само судно молило о том, чтобы его увели из этих льдов. Капитан ждал и ждал. Он догадывался, что эти двое погибли,- но вдруг они живы? Как покинуть их в этом белом аду? Когда наконец его одетая в рукавицу рука перевела ручку машинного телеграфа на "полный вперед", он, быть может, уже знал, что его судно обречено.
Он был пожилым человеком, командовал многими судами, но ни одно из них не сражалось так отважно, как это, и сердце его переполняла гордость. Крак! Судно наткнулось на льдину. Она раскололась, но другая льдина, нажав на нее сзади, заставила трещины сойтись и оттеснила первую льдину к судну, когда оно отходило назад, чтобы нанести новый удар. Дым повалил из трубы, когда судно всем своим весом яростно навалилось на подступающую к нему белую кромку. Льдина вздрогнула, раскололась с чудовищным треском, и судно вошло в канал. Облепленные снегом люди, повисшие на шканцах, разразились радостными криками, решив, что они выбрались изо льдов Капитан обнажил в усмешке прокуренные зубы - он знал, что это не так.
Однако он знал и то, что, пока судно слушается руля, оно может бороться. Он был одним из тех людей, которые, пока они в состоянии двигаться, никогда не сдаются; он был одним из тех, кто никогда не упустит случая померяться силами с морем. Крак! Капитан снова двинул свое судно на лед, и он опять раскололся и разошелся в стороны. Один такой же удар - и можно будет достичь открытой воды.
Но тут из белого вихря на судно надвинулись еще два ледяных гиганта. Теперь оставался только один шанс на удачу. Это даже нельзя было назвать шансом, ибо никаких реальных шансов не осталось, но если бы переменился ветер, появилась бы призрачная надежда на спасение. Рука капитана снова перевела ручку телеграфа.
Судно тронулось вперед, круша сравнительно слабый лед, и подошло к огромному выступу в массиве льда, где оно могло бы найти хоть какое-то укрытие - если бы удалось удержаться там. Вдруг оно ударилось обо что-то с такой силой, что мачта сломалась, словно прутик, и упала на палубу. Снизу донесся жуткий треск, корпус содрогнулся, люди попадали с ног и покатились по палубе. Ледяной язык, хотя он и треснул, выдержал удар. И сразу же массив льда навалился на другое поле, заставив его обрушиться на израненную корму.
Словно туманный горн, прозвучал голос капитана, приказывавшего команде спуститься на лед с буксирными линями. Маленькие черные фигурки посыпались с бортов, и буксирные лини, которые уже были наготове, заскользили за ними. В то время как они карабкались вниз, судовой колокол, приведенный в движение ветром и льдом, торжественно загудел: "Боо-м-м-м... боо-м-м-м... боо-м-м-м..." Лицо капитана передернулось от этого зловещего звука, и он выкрикнул команду. К колоколу подбежал матрос и попытался остановить его язык, но он продолжал издавать протестующие, хотя и приглушенные, звуки, и тогда матрос обмотал его свитером. Команда завела буксирные лини, машины глухо застучали, судно судорожно задрожало и врезалось носом в надвинувшуюся на него льдину, словно топор.
И тут же глыба льда, выжатая снизу, вздыбилась над планширом, и отломившийся от нее кусок весом в полтонны обрушился на палубу. Затем лед стал громоздиться на судно пластами, и в конце концов стальной борт оказался проткнут - так наконечник прогулочной трости протыкает попавшуюся в ловушку крысу. Это судно, как и большинство зверобойных судов, было построено с таким расчетом, чтобы оно могло выдержать торошение льда. Но когда торосы напирают в настоящий шторм, самые прочные изделия рук человеческих ломаются, как игрушки. Всего лишь год или два назад в этих водах за четыре дня погибло три судна. Каждый зверобой рискует погибнуть, когда отправляется в эту весеннюю пору на север убивать бельков.
Судно еще держалось на плаву, но двигаться уже не могло, и глыбы льда, теснимые штормом, окружили его, словно шайка убийц. Внезапно капитан отдал приказ покинуть судно. Швыряемое из стороны в сторону неистовым натиском торосов, судно невольно лезло на лед, но теперь оно было бессильно против него.
Снегопад поутих, и хотя ветер еще резал, словно ножом, сквозь пелену снега уже проглядывали мрачные облака. Буксирные лини лежали на льду, будто мертвые змеи. Люди сгружали вещи на лед, передавая их по цепочке: одежду, котелки, консервы, одеяла, бочки с жиром, мешки картофеля, бочки с мукой, брезент для палаток, матросские сундуки - и шкурки, которые всего лишь час назад покрывали тела бельков. Тем, кто не знаком со льдом, неторопливые действия матросов показались бы глупой бравадой.
Торосящийся лед наваливался на корму, полз на палубы, обрушивая на судно удар за ударом. Медленно, с судорожными усилиями, оно карабкалось на лед, накренившись так, что на палубе стало невозможно удержаться на ногах. Большинство людей были уже на льду. Снег почти перестал, лишь изредка вздымались белые вихри. Но дневной свет начал угасать, и вскоре на льды спустилась мгла.
Наконец на палубе появился капитан, одетый в синее форменное пальто. Он прижимал к себе сейф с вахтенным журналом и судовыми документами. Он мог бы передать его вниз и высвободить тем самым руки, чтобы легче было передвигаться по скользкой палубе. Но он скорее предпочел бы сломать себе шею, чем выпустить документы из рук. Люди гордились своим капитаном и не предлагали ему помощи. На последних нескольких ярдах он потерял равновесие и прыгнул в снег со стоявшей уже почти вертикально палубы, но приземлился на ноги.
Спокойно, с достоинством оглядевшись из-под нахмуренных бровей, капитан выбрал место для палаток с подветренной стороны тороса. Затем приказал разжечь примусы, сварить какао и настроить радиопередатчик, чтобы послать в эфир координаты лагеря. Если Арктика думала, что может осилить этого человека, она ошибалась. И все же она нанесла ему еще один коварный удар.
Со страшным скрежетом глыба льда пропорола стальной борт. Люди на льду оторвались от своих занятий и обернулись. С невыносимой медлительностью лед обнажил внутренности судна. Затем раздался взрыв, и из пламени вырвались огромные языки горячего пара, окутавшие лед молочным облаком. Корма продавила лед, нос задрался, и последняя еще остававшаяся целой мачта сломалась о торос. Сильно накренившись на левый борт, судно начало скользить кормой в воду, и море ворвалось в него.
Под напором льда судно медленно ушло под воду. Из глубин поднялись пузыри воздуха, лопнув со звуком, подобным всхлипу, а за ними всплыли сотни шкурок бельков и закружились в водовороте.
Только после этого капитан отвернулся. Люди деланно засуетились, стараясь не смотреть на своего капитана. Какое-то мгновение он стоял спиной к тому месту, где только что исчезло судно, зажав под мышкой документы,- все, что осталось от его корабля. Потом тяжело зашагал по льду туда, где разбивали лагерь.
Капитану предстояло укрыть людей от шторма, распределить запасы провизии, проследить за тем, чтобы каждый получил порцию горячей пищи, оказать первую помощь раздельщику, которого укусила тюлениха, и матросу, которому раздробила руку упавшая мачта. Он должен был позаботиться о том, чтобы передатчик посылал сигналы бедствия, должен был пустить ракеты, чтобы их могли заметить в ночи с других зверобойных судов, должен был сделать последние записи в судовом журнале.
Но капитан не думал обо всех этих обязанностях. Перед ним стояло худое, изможденное лицо жены одного из пропавших моряков - она приходила к причалу проводить мужа. Впервые он потерял человека. Он подыскивал в уме слова, которые скажет ей, объясняя то, чего не видел и о чем ничего не знал.
Капитан обернулся и сердито прикрикнул на группу матросов - натягивать брезент так, как они, было бы позволительно бойскаутам, но не морякам. Спустя минуту в ночное небо с громким шипением взвилась первая сигнальная ракета, окрасив поднятые вверх лица людей в мертвенно-зеленый цвет.
А в нескольких милях от них взрослые тюлени из детных залежек ныряли среди ледяных полей или кормили тех немногих оставшихся в живых бельков, которые были достаточно большими, чтобы уплыть от палачей. Но Странница уже стрелой летела сквозь пену волн туда, где сталкивались меж собой льдины. Она была еще слишком молода, чтобы ощутить утрату, и потому сожалела о бельках не более, чем о прошлогоднем снеге.