Большое сражение

Молодые тюлени спускались к югу вдоль побережья, догоняя осторожных взрослых, которые покинули ледяные поля, как только маленькая гагарка, увидев охотника, взмыла вверх. Смерть товарища огорчила годовалых не больше, чем огорчило бы падение листа с дерева. Тюлени заметили фиорд, показавшийся им гостеприимным, и все стадо вошло в него. Фиорд был очень глубок, но близ входа в него находилась подводная отмель. Недалеко от этого подводного холма тюлени увидели колонию моржей, животных футов десять длиной, невероятно толстых, с встопорщенными усами, но миролюбивых на вид. Одни из них рылись бивнями в иле, выкапывая двустворчатых моллюсков, другие лежали на льду, подставив спины солнцу, и наблюдали, как тысячи тюленей, разделившись на два потока, проходили мимо них. Один морж открыл пасть и заревел.

От входа к вершине фиорд сужался, теснимый утесами. Скалы оглашали пронзительные крики и щебет тысяч птиц. Они усеивали все выступы скал, а в воздухе носилось такое множество пернатых, что казалось, будто бушует снежный буран. Моевки, глупыши, кайры и гаги вопили, ссорились, дрались, скользили над самой водой или мчались по воздуху, громко хлопая крыльями. Солнечные лучи, падавшие на утесы под необычным углом, согревали воду в устье фиорда и даже в глубоководной его части, вызывая регулярные сезонные миграции моллюсков, что и привлекло сюда тюленей, моржей и птиц. Они превратили эту трещину в бесплодном побережье в шумную метрополию жизни, где царило вавилонское смешение языков - гудение, лай, свист, крики, визги.

Пернатые жители этих мест питаются рыбой; из помета, дождем сыплющегося вниз с птичьих гнездовий, в некоторых щелях и выемках скал образовалась плодородная почва. Температура этой почвы, прогреваемой низким полярным солнцем, выше температуры окружающего воздуха. Во всех таких местах уже лихорадочно цвела арктическая флора. Бутоны цветов, лишенных запаха, раскрывались с какой-то взрывной силой - они не могли ждать, пока сойдет снег, ибо тогда короткого полярного лета не хватило бы для завершения вегетации. Пятна высоких лютиков, изящных колокольчиков, красных и желтых камнеломок, синих горечавок, белых и желтых маков словно сошли сюда, в арктическую пустыню, с полотна художника-футуриста.

Вершина фиорда была блокирована гигантским ледником. Стаявшая с поверхности ледника в начале лета вода обнажила гляциальные отложения на его краях и образовала болотца, где теперь росли морошка и белый мох.

Птицы постоянно охотились возле утесов под прикрытием мыса. Нередко в поисках рыбных косяков они улетали далеко в море и носились там, уставя немигающий взгляд в колышущуюся воду. Возле ледяных полей порхали маленькие снежные овсянки - пуночки, выводя свои одиночные тpeли, такие нежные на фоне криков, издаваемых этим скопищем драчунов. Короткими ночами, когда солнце лишь самым краешком садилось в воду, в небе полыхало дивное зарево красок - золотых, алых и пурпурных. Облака цвета индиго обрамляла золотая кайма, небо над ними становилось зеленым, потом синим и наконец темнело.

Однажды, когда Странница и годовалый охотились неподалеку от входа в фиорд, они приблизились к моржовой отмели. Странницу привлекли сюда птицы, которые явно нашли какую-то еду. Она не знала, что любопытство подчас ведет к гибели. Юные тюлени плыли, лениво шевеля ластами, как вдруг Странница увидела тюленя какого-то неизвестного ей вида, почти вдвое крупнее ее самой, который проплывал под береговым обрывом, но, завидев их, повернул обратно к морю. Странница, полная любопытства, последовала за черной спиной гиганта, а за нею - и слепой годовалый. Большой тюлень то и дело оглядывался на них, затем прибавил скорость. Он шел вдоль берега фиорда над глубокой водой, ведя их в скалистую бухту сквозь узкий проход, находившийся против моржовой отмели. Но когда наша пара, следуя за незнакомцем, подошла к нему слишком близко, это ему не понравилось; он с угрозой обернулся, и Странница увидела, как кожа над его носом раздулась, словно капюшон у змеи перед броском.^*

^* (Странница встретилась с другим арктическим настоящим тюленем - хохлачом, длина тела которого доходит до 2,8 м, а вес - до 300 кг. Свое название он получил за кожный вырост на передней части головы самцов, который может раздуваться при возбуждении. Значение этого выроста в жизни тюленя еще не выяснено. Хохлач, как и гренландский тюлень, совершает большие миграции, переходя от мест размножения (воды Ньюфаундленда и Ян-Майена) на места линьки и нагула (воды Гренландии, Исландии, Фарерских островов, Ньюфаундлендские банки), где в изобилии водятся головоногие моллюски и рыба.)

Оба преследователя метнулись к утесам, а тюлень беззвучно нырнул и уплыл в сторону моря.

Это новое место было чрезвычайно интересно. Странница со своим спутником обследовали темные ниши, вымытые в скале водой, резвились, гоняясь друг за другом, а дородные моржи с удивленным выражением на усатых мордах опускались сквозь прозрачную воду, чтобы поискать на дне моллюсков, или поднимались наверх, к солнцу,- полежать на сверкающих ледяных полях.

Все вокруг дышало первозданным покоем. Но в природе покой не бывает вечным. Ком белого меха, не замеченный играющими тюленями, бесшумно пересек мыс и погрузился в море. Выставив из воды лишь кончик черного носа, медведь поплыл к ледяному полю, дрейфовавшему над моржовой отмелью. Он терпеливо выжидал своего часа. Все моржи находились под водой, кроме одной самки, которая кормила детеныша, прижимая его к себе передним ластом. Она лениво плыла, стоя в воде, а медведь поджидал ее за льдиной, к которой она направлялась. Вскоре моржиха вытолкнула своего детеныша на льдину, помогая себе головой и плечом. Он немного отполз от края, и мать, оглядев поле и убедившись, что все спокойно, погрузилась в воду.

Медведь вымахнул на лед и убил малыша, укусив его в шею,- тот не успел даже вскрикнуть. Медведь закачал головой, быстро оглядываясь. Должно быть, он давно голодал, потому что был страшно худ; только с отчаяния он мог решиться на такое нападение. Облизав кровь на губах, он с жадностью посмотрел вниз, но не отважился тут же приступить к еде, хотя желудок властно требовал пищи. Медведь зажал моржонка в зубах и, бесшумно скользнув в воду, направился к берегу.

И тут рядом с ним воду разрезала голова моржихи. Морда ее с двухфутовыми бивнями, похожими на обвисшие усы, исказилась в гримасе, и животное издало сдавленный вопль, негромкий, но невероятно свирепый и яростный. Медведь беззвучно огрызнулся, обнажив зубы, сжимавшие мертвого моржонка, и быстро поплыл прочь.

Но этот хриплый, полузадушенный вопль был услышан животными, плававшими глубоко под водой. Тотчас же тут и там из воды выскочили огромные головы. Морды моржей, обычно имеющие комичное выражение, внезапно приобрели грозный вид; вспенив воду, они кинулись вдогонку за медведем. Старый самец весом с добрую тонну бросился ему наперерез, и, наполовину поднявшись из воды, выставил вперед бивни, подобные саблям. Медведь нырнул, все еще упорно продолжая держать моржонка. Но, увернувшись от этого смертельного удара, он тут же напоролся на бивни другого моржа - тот напал из-под воды. Вода вокруг покраснела. Маленькие медвежьи глазки вспыхнули злобой, и он устремился к поверхности. Едва он показался над водой, свирепо оглядываясь вокруг, моржи взяли его в кольцо, а один из них нырнул и боднул его в бок. Медведь дико взревел от боли - морж способен пробить головой лед толщиной в четыре дюйма. Разжав челюсти, медведь выпустил мертвого детеныша и, молниеносно взметнувшись в прыжке над поверхностью, бросился на старого самца, который первым преградил ему путь. Вода яростно забурлила, раздался пронзительный вопль, и самец завертелся на месте, судорожно подергивая передними ластами, парализованными укусом медвежьих зубов. Медведь победно оскалился, но в ту же секунду мать убитого детеныша ударом бивня разворотила ему шею. Громадная голова медведя поникла, зубы судорожно клацнули, и тут другой морж, поднявшись из-под воды, пропорол ему брюхо.

Те, кто нападает на безобидных гигантов - моржей, делают это себе на погибель. Этот белый медведь никогда больше не будет голодать: он пошел ко дну. На поверхность выскочило несколько пузырей, и вскоре вода успокоилась. Недалеко от того места, где ушел под воду медведь, лежал умирающий самец, мучительно кашляя. Осиротевшая мать, подхватив своего мертвого детеныша, посмотрела на него в явном замешательстве, потом предоставила его волнам.

Странница и ее товарищ в ужасе ушли под воду, едва только началось сражение. Битва титанов происходила возле выхода из бухты, и они оказались в ловушке: позади были высокие утесы, а впереди - мычание и рев, неистовый водоворот и невообразимый страх.

Прошло довольно много времени, прежде чем годовалый осторожно двинулся к выходу. И медведь, и моржи исчезли. Казалось, все живое покинуло бухту. Тюлени крадучись выскользнули из нее и бесшумно устремились вверх по фиорду. Никто их не преследовал, и это не было бегством - все страхи уже через мгновение испарились, и на пути к своим сородичам они как ни в чем не бывало играли в нишах скал.

Пока тюленье стадо оставалось в фиорде, ему не досаждали никакие враги. Арктическое лето в этом укромном уголке вошло в полную силу. Незаходящее солнце грело так сильно, что с болотец по краям ледника начали прилетать комары. Среди цветов жужжали пчелы, а однажды на скалу выпорхнула изящная коричневая бабочка и с прелестным простодушием захлопала крылышками.

Иногда в фиорд заходили плавучие льды, которые постоянно приносило с собой течение, идущее с севера вдоль берегов Гренландии. Время от времени налетал дождь, и тогда тюлени затевали экстравагантные игры. Они длинными прыжками выскакивали из воды, как будто подставляя себя дождю, становились в воде торчком и открывали пасти.

Тюлени сильно похудели и стали еще ленивее, чем прежде. Собираясь большими группами у входа в фиорд, они вылезали на плавучие льдины и грелись на солнце, наслаждаясь летней праздностью и переваривая пищу, добытую во время охоты. Остальное же время проводили под водой, ныряя за рыбой через каждые десять - пятнадцать минут.

Когда игра заводила тюленей далеко в глубь фиорда, они видели над собой ледяную стену, освещенную лучами летнего солнца. Сравнительно теплая вода, непрестанно омывавшая снизу подножие ледника, постепенно съедала его - и теперь над водой нависал гигантский ледяной козырек. Тюлени особенно любили играть под этим козырьком. Выстроившись в ряд, они мчались вперед, выскакивали из воды, неслись навстречу другому ряду тюленей, все так же держа строй, ныряли, прыгали, кувыркались. В определенные часы дня солнечные лучи высвечивали часть ледяной стены и, отражаясь от нее, пронизывали воду восхитительным зеленым светом, приводившим пловцов в подлинный экстаз.

Однажды с ясного неба пошел дождь. Встала сияющая радуга и, осветив уголок ледяной стены, бросила на малахитовую воду фиорда красные и желтые, оранжевые и фиолетовые блики. С громким плеском тюлени прыгали в этом буйстве красок, пока не кончился дождь. Когда это чудо исчезло, их энергия иссякла, и вскоре в заводи, бледно-зеленая поверхность которой пестрела коричневыми пятнами тюленьих голов, наступила тишина. И тут сверху внезапно раздался грозный звук: по стене льда, нависшей над головами тюленей, прошла дрожь. Эту дрожь можно было ощутить даже в воде, вдали от ледника.