Центральная Арктика

7 ииюля. Сегодня в 3 часа 40 минут все улетели. Мы отоспались и начали нормальную работу. Прежде всего измерение глубины. С волнением смотрим, как все дальше и дальше уходит в воду тросик.

Лебедка подторможена - как только груз коснется дна, она остановится.

Дно! 4290 метров, на грузе - серовато-зеленый ил. Некоторые из ученых считали, что Северный Ледовитый океан неглубок - примерно как Средиземное море. Действительно, со стороны нашего континента шельф простирается на сотни километров. Но, оказывается, здесь настоящий глубокий океан.

На тросе укреплены батометры - они возьмут пробы воды и зафиксируют температуру. Теплая вода Атлантического океана обнаружена здесь на порядочной глубине. Но каковы наши координаты? Все мы тайно надеемся, что дувший сутки подряд юго-западный ветер должен нести нас по крайней мере не к югу. Я уже измерил две высоты солнца. Координаты оказались неплохие - 88^°54^' и 21^° West.

Закончил установку палатки для магнитных измерений. Сделал очередные магнитные наблюдения, но все наше внимание сегодня посвящено гидрологии. Опускаем и поднимаем различные петины приборы. Крутили лебедку до изнеможения.

К вечеру погода испортилась - тепло, -2^°, мокрый снег, пасмурно.

С Рудольфа передали, что три самолета вернулись, а Алексеев сел из-за недостатка горючего, как и было условлено, на 85^°с. ш. Он ждет сброса бензина.

11 июня. 21 час. 9 июня устроили небольшой аврал: рассортировали все наше имущество, которое пока лежало в разных местах - там, где его сгрузили с самолетов,- и уже заносилось снегом, по трем базам. На каждой уложили продовольствие, горючее, запасную одежду, резиновые лодки. Базы расположены по треугольнику в расстоянии около 600-700 метров друг от друга. Наше жилье - в его центре. Если одну или даже две базы оторвет от лагеря, мы не пропадем.

Убедились, что на собранные из отдельных привезенных деталей нарты можно грузить до 500 килограммов, хотя тащить такую тяжесть даже вчетвером тяжело.

Устройство баз заняло почти весь день. Во время работы заметили чайку, кружившуюся над лагерем. Это очень важно. По-видимому, и пуночку, что появилась в первые дни, мы не привезли с собой.

На следующий день получили важное и очень обрадовавшее нас известие. Чкалов полетит из Москвы через полюс в Соединенные Штаты. Вот это здорово! Мы знали, что этот маршрут был задуман еще два года тому назад, но правительство отложило его до устройства нашей станции. Сведения о погоде отсюда были очень существенны - можно сказать, имели решающее значение для выбора времени полета. В связи с этим введен "Экватор" - такой порядок, когда работа всей радиосвязи и все метеонаблюдения полярных станций подчинены задаче обслуживания полета. Для этого введено специальное расписание. Вся прочая переписка сокращена до минимума. Нам предстоит непрерывно следить за самолетом - держать радиосвязь и давать метео начиная с двадцатого часа его полета.

Снег начинает таять. В снежном доме, который мы построили для радиостанции, на полу проступает вода. Нужно ее переносить в какое-то сухое место. Начинают оплывать снежные стенки кухни.

12 июня. 02 часа. Ложусь спать. Тихо. По горизонту везде туман, как над водой. Петя сейчас ходил к трещине на юго-востоке. Говорит, что там заметна подвижка. Надо как можно скорее сделать съемку льдины. Сейчас пришло в голову, что можно вместо дальномера использовать сетку бинокля, взяв за базу ветряк или что-нибудь другое в лагере.

В последние дни все плохо спят, мешает разбитое из-за "Экватора" расписание. Эрнста мучает нарыв на спине.

Иван Дмитриевич начал вести регулярный дневник. В последнее время он сделал окно в кухне, ледник, бак для расходного керосина с удобным краном и многие другие приспособления, улучшающие нашу жизнь. Я покончил с вычислениями магнитных наблюдений и обработал первый интервал гравитационных измерений.

13 июня. 02.30. Ложусь. Сегодня весь день обрабатывал гравитационные измерения. Погода скверная. Туман. Снег. Легкая метель. Ветер опять северо-западный, это значит - идем на юг, однако хорошо, что он достаточно сильный для того, чтобы ветряк заряжал аккумуляторы.

Либии сообщил, что Мазурук со всем экипажем и самолетом остается у них на зимовку, чтобы вылететь к нам - если потребуется. Петя плотно засел за анализы добытых проб воды. Эрнст, пользуясь полученной порцией энергии, связался с одним радиолюбителем.

14 июня. 02.30. Получил только сейчас телеграмму от Анютки от 5 июня. Сообщает, что переезжает на дачу. Окончательно разделался с гравитационными измерениями и отослал отчетную телеграмму с данными о первом и втором пунктах.

Петя строил снежный дом вокруг лебедки. Сегодня мы видели чайку-глупыша - еще одно подтверждение жизни в этих местах. Она низко кружилась над лагерем, внимательно его рассматривая.

Весь день слабая метель и туман, ветер вновь юго-западный. Сегодняшнее определение дало 88^°51^, и 7^° з. д. Слежу за поворотами льдины. Пока они не выходят за пределы одного-двух градусов.

В последние дни на северной половине горизонта упорно держатся низкие облака у горизонта. Там же чаще всего туман. Очевидно, где-то близко в этом направлении открытая вода.

Настроение у всех нас, как обычно, хорошее. Дружно празднуем излечение Эрнстова нарыва.

14 июия. 16 часов. Сегодня с утра - у меня утро начинается с 12 часов - поставил палатку для магнитных вариационных и гравитационных приборов. Затем пошел попробовать съемку льдины. День ясный, временами находит легкий туман. Прошел в северо-восточный угол нашего поля, затем к северному концу и оттуда вернулся в лагерь к обеду. Отправил в "Комсомольскую правду", корреспондентом которой состою, такую телеграмму:

«Сегодня ясный тихий денек. Папанин, Ширшов закончили снежный дом, укрывающий прорубь и гидрологическую лебедку. Кренкель после срока радиосвязи сварил отличный обед: гороховый суп с грудинкой, рисовую кашу, клюквенный кисель.

Я начал съемку нашего поля, с целью дальнейшего детального изучения его передвижения среди соседних полей. Пограничные трещины разошлись до 10 метров. С радостью отмечаем юго-западный ветер, хочется поработать возможно дальше на севере».

16 июня. 06 часов. Это у меня момент между ночью и днем, 6-часовой срок метеонаблюдений. Сейчас, против обыкновения, все спят. Вчера Петя проводил суточную гидрологическую станцию, а я сделал серию магнитных определений. Разместил в обсерватории все свое хозяйство. Получил телеграмму из Горького от родителей, о том, что они были в Ленинграде у Ани. Сообщают, что "видели моржонка". Очевидно, моржонок - это мой сын.

Надо кончать съемку льдины, да все некогда. Скорее бы уж Чкалов летел, перейдем тогда на два срока связи, и будет легче. Наши самолеты улетели с Рудольфа вчера днем. Хотят сразу добраться до Амдермы.

17 июня. 02 часа. Сегодня хороший день - солнце, высокая облачность, легкий ветерок. Вторично определил склонение и отправил телеграмму с результатами магнитных измерений. Устроился в палатке с гравитационными приборами и магнитными вариометрами. Оставил приборы на ночь, для того чтобы они приняли нужную температуру.

С Рудольфа сообщили, что самолеты благополучно добрались до Амдермы. Завтра, видимо, будут в Москве,- представляю, какое настроение у наших товарищей.

Петя гонит дистиллированную воду. Иван Дмитриевич сделал полку для проб воды под столом в палатке. Настроение у всех прекрасное. Только вот ветер никак не подталкивает нас на север, все время к востоку или западу. А всем нам очень хочется как можно больше пожить севернее.

18 июня. 03 часа. Ложусь. Получил от Анютки уже негодующую телеграмму: "Чего молчишь?"

Видимо, не получила несколько моих. Сообщает, что нашла наконец няньку для мальчишки. Сегодня будет месяц нашему сыну. Очень быстро идет время. Кажется, так и мелькают страницы метеокнижки, а Эрнст чуть ли не каждый час пишет в радиожурнале: полночь, за такое-то число.

20 июня. 03 часа. 19-го в Об часов с большим волнением услышали продолжавшийся около 3 минут шум мотора чкаловского самолета. Самолета не видели. Он находился за низкими облаками и туманом. Кончился напряженный день чкаловского перелета. После непрерывного 36-часового дежурства Эрнст лег спать.

С гравитационными измерениями у меня получилось неважно. Первый интервал прокачал благополучно, но во время второго прибор перекосился, видимо, подтаял фундамент. Так что пришлось бросить наблюдения на пятой серии, остальное время возился, устанавливая прибор заново.

20 июня. 22 часа. Кончили гидрологическую станцию с глубоководными измерениями. Глубина оказалась 4370 метров. Затем вычислил координаты. Жаль, что не наоборот. Нас отнесло назад. Мы всего з 15 милях от прошлой гидрологической станции. Готовимся завтра торжественно отпраздновать месяц дрейфа. Быстро же он прошел. Сегодня подмерзло, - 3^°. Солнышко. Легкие облака. Приятный день. Написал телеграмму в "Комсомольскую правду" о Чкалове.

«С каким бы удовольствием перенесли мы сегодняшнюю ясную погоду на вчерашний день, когда низкая облачность и туман мешали увидеть самолет Чкалова, гудевший над нами!

36 часов дежурил Кренкель, следя за героическим экипажем, дерзко прокладывавшим заветный путь. Наша станция была последней точкой советской земли на этом маршруте.

Исследовательская работа идет своим порядком. Сегодня второй раз измерили глубину моря, которая оказалась равной четырем с лишним километрам. Вчера закончил измерения силы тяжести, и уже в трех местах сделали магнитные определения. Месяц дрейфа пролетел очень быстро в интенсивной работе.

Ветер, течения носят нас вместе с колоссальными массами льда, позволяя проникнуть во все новые и новые места неисследованного океана.

Что может быть прекраснее этого?».

21 июня. 03 часа. Вот и месяц. Целая куча юбилеев. Месяц дрейфа. Три месяца с вылета из Москвы. Сегодня мы с Иваном Дмитриевичем брились и мылись. Когда редко моешься, получаешь большое удовольствие.

23 июня. 01 час. Вчера перестроили кухню-столовую. Поставили просторную белую палатку, и стало замечательно - светло, просторно, удобно, даже столик на ножках, совсем как настоящий, и сидим за ним вроде как на стульях.

Перенесли также радиостанцию ка новое место - в жилую палатку, и вовремя. Только что вынесли аппаратуру, как нависшая снежная стена начала обваливаться большими кусками.

Перетащил в жилье и ящик с метеоприборами.

Завтра предстоит небольшой аврал. Нужно будет перетащить ветряк. Ветер повернул через восток к югу. Сейчас он очень слабый, 1-2 метра в секунду. Моросит. Легкий туман. Тихо. Серо-голубые гряды торосов. Белесое небо. Кое-где у горизонта темные массы испарений над разводьями.

Эрнст проводит второй срок радиосвязи дома. Ему благодать. Принимает какую-то большую телеграмму. С переходом в палатку слышимость всех радиостанций у нас и кашей радиостанции па Рудольфе резко увеличилась. Мы слышны R-9, и это при 20 ваттах!

Что-то там Эрнст принимает? Уж очень большое. Иван Дмитриевич ерзает, не терпится узнать. Он сидит в синем колпаке подо мной, тоже пишет дневник. Ему трудно приступить к писанию, зато когда начинает, то получается хорошо. Входит Петя. Курьезный у нас вид в этих огромных валенках.

- Женя, Петя, как ветер? - спрашивает Иван Дмитриевич.

- Тихо.

- Вот, черт его задери. Не подвел бы нас ветерок. Давно уже тихо. Петя, ты уже ложишься?

- Да.

Иван Дмитриевич прямо в белье выскочил на двор, не утерпел сам посмотреть обстановку. Петя неторопливо раздевается.

25 июня. 0 часов 30 минут. Пишу, против обыкновения, за столом. Тогда, 23 июня, телеграмма была действительно интересная. Оказывается, через нас в США собирается лететь Громов. Над нами он поворачивает, и ему нужна заверка. Янсон из ОСОАВИАХИМа назначил меня здешним спортивным комиссаром. Во какая честь.

Прислали форму акта. Мы всполошились, чуем письма и газеты. Уж если летчикам надо быть у нас заверенными, то найдут. Разговариваем главным образом об этом. Доходят известия о Чкалове. Большая ему честь и у нас, и в Америке, и по делам.

23-го же выдолбили новые анкера для ветряка и перетащили всю машину.

Вчера ночью Эрнст связался таки с одним радиолюбителем-норвежцем из Олесунда. Тот слышит его очень хорошо, наверно, совсем обалдел от радости.

Утром 24-го штормило. Густо валил мокрый снег. Кое-что засыпал. Мне в палатку надуло снега из-под задней стенки, засыпаны магнитные вариометры и книжки для наблюдений.

Сидим больше дома. Мы с Петром возимся с записями. Зрнст гоняется за радиолюбителями. Иван Дмитриевич чинит будильник. Он отказался работать, и из-за этого второй раз мы с Эрнстом просыпаем на полчаса.

Прикидываю расчеты гравитационных измерений. Если ввести температурный коэффициент около 40 х 10^-7 на 1^°, о котором сообщил мне профессор Жонголович из Астрономического института, то результаты второго и третьего пункта хорошо сходятся. Получаются почти одинаковые значения, так и следовало ожидать.

Пишу в "Комсомолку":

«Третий день низко над головой идут серые тучи. Определиться нельзя. Тем временем ветер, постепенно перейдя от северо-восточного к юго-западному, вероятно, вновь погнал нас к востоку. Эти дни мы спасались от летней теплоты. 21-го остатки тающих кухонных стен были окончательно разрушены, и на их месте Папанин и Кренкель поставили просторную белую палатку - камбуз-столовую. 22-го перенесли радиостанцию. Быстро и надежно установили на ранее приготовленные Папаниным и Кренкелем крепления легкие мачты. В следующий срок умформер весело жужжал в жилой палатке и высохшая радиоаппаратура сразу показала большую слышимость. Теперь Кренкель может работать, при желании, не вылезая из мешка.

23-го осторожно перенесли драгоценный ветряк, который сейчас же закрутился, подгоняемый крепнущим ветром. Ночью несколько раз грохотал его автоматический стопор. Порывы ветра доходили до 16 метров. Пришлось выключить.

Мокрой метелью встретило нас сегодняшнее утро. Были слегка потрепаны базы, засыпаны некоторые палатки. Исправив важнейшие повреждения, занялись домашними делами, вычислениями, починкой, удобно разместились на мягких чистых шкурах нашего жилья, куда строго воспрещается вход в обуви.

Из высохшего репродуктора звучит музыка, которую дает Кренкель в интервалы охоты за радиолюбителями. Вчера он разговаривал с норвежцем из Олесунда. С нетерпением ждем связи с нашими советскими любителями».

1 июля. 15 часов. Сижу в своей обсерватории, измеряю вариации. Вторые сутки чудесная погода. Ясно. Почти штиль. На востоке у горизонта легкие облака. Они меня немножко смущают. Я настроил электрометр - хочу получить чистый суточный ход потенциала атмосферного электричества, что возможно при ясной погоде. Здесь градиент около 100 вольт на метр. Пока идет плавно. Я верчусь буквально как белка. 40 минут каждого часа сижу за магнитными вариометрами, в остальные 20 минут делаю две группы отсчетов на электрометре, кроме того, время от времени делаю астрономические определения. Слежу за азимутом. Нужно еще выставить магнитный вариометр.

Магнитное поле также спокойное. Лишь бы льдина сейчас не крутилась.

Иван Дмитриевич и Эрнст возятся с кухонной палаткой. Крепления оттаяли и ослабли. Они настелили дощатый пол, ставят заново. Мне слышен их разговор. Крепят оттяжки.

- Ну, давай, ту, заднюю кормовую.

Иван Дмитриевич подает оттяжку, с кряканьем отбрасывает лопатой тяжелый мокрый снег.

- Вот вода, гляди. Вон сколько.

Везде под снегом на льду вода. Иван Дмитриевич еще копает, очистил от снега, ударил пешней об лед. Вода хлюпает. Присев, изогнувшись, он вычерпывает воду из ямы. Эрнст смеется.

- Эту воду, Дмитрич, не вычерпаешь.

- А мы давай колодец сделаем, пусть стекает.

- Ты попробуй, вода пресная? - Пресная.

- Красота. Это нам большая экономия горючего будет. Не нужно снег таять.

- Ну да. Готовая вода,- покряхтывая, Иван Дмитриевич долбит еще.- Вон, брат, погода-то наступила.

Сверкают на ярком солнце гряды торосов, ограничивающие наше поле. Тишина. Постукивают шестерни Петиной лебедки. Он сейчас делает суточную гидрологическую станцию.

Мы все еще переживаем известие, полученное 28-го,- о нашем неожиданном награждении. Конечно, видя огромное внимание к нам со стороны правительства, ЦК партии и всего народа, мы предполагали, что получим правительственные награды - если все наше дело завершится успешно. Все, что было до сих пор,- сделали в основном полярные летчики. Награждение их и руководителей экспедиции после возвращения в Москву - было понятно.

Но мы получили высшие награды сейчас - в самом начале своей работы, еще, по существу, ничего не сделав! Иван Дмитриевич получил звание Героя Советского Союза, а все мы остальные - Ордена Ленина. Долго говорили мы об этом и решили, что это можно понимать только как аванс.

4 июля. 22 часа. Сегодня возился в своей "обсерватории"-палатке. Слушали передачу Рудольфа по телефону. Они рассказывали нам о Парижской выставке. Погода плохая - туман, морось. Громов собирается скоро лететь, поэтому ввели передачи метеорологических сводок каждые три часа.

Сейчас попробовали ответить Рудольфу тоже по телефону Эрнст включил микрофон прямо в антенну, и получилось - Стромилов нас слышит.

8 июля. 22 часа. Сегодня пробивалось солнце. Измерил координаты. Обнаружили тонкую трещину - как шнурок под снегом. Это дало мне повод обойти поле. Опять прошел восточной его части и потом на северную и на западную юго-восточном углу никаких изменений пока нет. Ходить тяжело, очень мокрый снег, по существу, мокрая каша. С острова Рудольфа Коля Стромилов прочел хорошую статью Кассиля о Кренкеле, а Эрнст чего-то недоволен, ворчит. Иван Дмитриевич гонит дистиллированную воду.

14 июля. 20 часов. Сегодня сделали гидрологическую станцию и опустили груз. Лебедку, зидимо, затормозили слишком сильно. Толчок был ложный, груз не дошел до дна, и пробы ила не получили.

Анютка и родители получили письма, которые были отправлены с обратными самолетами.

Вчера утром Громов пролетел в Америку, минуя нас. Вот как я написал об этом в "Комсомольскую правду":

«Целый день 12-го числа выводили на снегу громадный желтый круг, чтобы сделать более заметным наш лагерь с самолета. По пояс проваливаясь в жидком снегу, тащили на нарте бидон с краской, усердно разбрызгивали ее вениками. Однако условия погоды в нашем районе помешали самолету завернуть сюда. С глубоким удовлетворением узнали о завоевании экипажем Громова двух мировых рекордов для нашей страны.

Теперь погода хорошая. Термометры держатся ниже 0. Лужи замерзают. Надеемся, пришел конец водяному засилию. В доме приятно пахнет луком. Иван Дмитриевич перебирает, сортирует прорастающие головки. Сейчас штиль. Ясно. Идеальная погода для наблюдений.

Второй день качаю маятники для определения силы тяжести. Этой работе мешает теплота. Приходится часто выверять прибор, который перекашивается на подтаивающем фундаменте. Внутри палатки солнце поддерживает положительную температуру.

Ширшов без устали крутит лебедку, поднимая и опуская вертушку для измерения течений в толще океана. Завтра будем измерять глубину».

19 июля. 22 часа. Решили оставлять в воде на глубине около 1000 метров вертушку Экмана, определяющую скорость течения. Движение нашей льдины таково, что вертушка сможет его измерить,- это было бы хорошим контролем пути между астрономическими наблюдениями.

Сегодня, после серьезного обсуждения, решились на героическое действие - гнать спирт из коньяка. Дело в том, что весь немалый запас нашего спирта в связи с чьей-то ошибкой при погрузке самолетов остался на Рудольфе.

У нас был небольшой - на 12 литров - бочонок хорошего коньяка, подаренного армянскими друзьями. И это все.

Спиртом мы предполагали обтираться - вместо умывания, но это еще полбеды. Только в спирте можно было фиксировать всякую мелкую водяную живность, которую во все больших количествах Петя вылавливал в море.

И мы решились. Иван Дмитриевич сделал нехитрый самогонный аппарат, и мы с грустью смотрели, как в ясертву науке приносился отличный коньяк. Из трех литров коньяка, как и полагается, выходило около двух литров спирта.

На восточном и юго-восточном краях нашего поля растут гряды торосов. Дрейф продвигается как-то скачками - ветер есть, а дрейфа иногда не бывает или очень слаб, и наоборот.

Всех нас очень огорчило известие о смерти жены О. Ю. Шмидта - Веры Федоровны. Я ее не встречал, но Петя и Эркст хорошо знали, говорят, очень славная была женщина.

23 июля. 22 часа. Пасмурно и тихо. Координат определить не могу. Долго уже нет ветра, и Эрнст экономит радиосвязь. Вычислял результаты наблюдений.

В одну из наших жестяных коробок с продовольствием - запас на 10 дней - попало немного керосина. Видимо, сверху лежал мягкий баллон с горючим. Но не выбрасывать же добро, пытаемся есть. Особенно настаивает на этом Иван Дмитриевич.

Сегодня Эрнст состряпал суп с керосиновым запахом. Иван Дмитриевич, для того чтобы отбить запах, подлил в суп коньяку, но есть все же не смог. Сдался, разрешил выбросить. Все развеселились по этому поводу.

25 июля. 22 часа. Опять тепло, морось, туман. Вычислял накопившиеся раньше измерения. Петя с Иваном Дмитриевичем делали глубоководную гидрологическую станцию. Таяние продолжается.

28 июля. Опять задул ветер. Барометр быстро пошел вниз. Ветряк работает, аккумуляторы заряжены. Можно написать корреспонденцию.

«После семидневного простоя ветер вновь принялся заряжать аккумуляторы, обеспечивая интересы прессы. Третий день солнце скрывается за облаками, не позволяя определиться. Полуметровый слой снега почти целиком стаял. И лед тает, распадаясь на отдельные крупные красивые кристаллы, разъедаемые солнцем. На льдине образовались большие пресные озера. Они питают ручей, который, извиваясь между палатками, бурно стремится в гидрологическую лунку.

Мы опробовали на образовавшихся озерах весь наш резиновый флот - клипер-боты и легкую байдарку.

В день 2-месячного юбилея дрейфа все капитально вымылись, побрились, крутили патефон, отдыхали. В последние дни занимались обработкой научных результатов, добытых за истекший месяц. Они немалые. В нескольких пунктах определена сила тяжести, сделаны гидрологические станции, магнитные определения, удалось зафиксировать несколько магнитных бурь, выловлено много представителей планктона - всякой водяной живности. Следующий месяц предполагаем пробыть на 87^° с. ш.».

31 июля. 19 часов. Кончается июль. Третьего дня выпал снег, первый, который не растаял сразу. Он припудрил серую мякоть. Ручей уже почти не течет. Бурное таяние прекратилось.

Иван Дмитриевич залпом проглотил "Петра Первого" Алексея Толстого. Сейчас запоем читает "Что делать?" Чернышевского. Опущенная на глубину вертушка дала результаты, и мы с Петей рассчитываем дрейф вместе: он - на основании измерений гидрологической вертушки, а я - по астрономическим определениям. Нашли постоянное течение, которое несет нас независимо от ветра. Оно оказалось равным около 1,5 мили в сутки и направлено на юго-восток. Это как раз предельная скорость для того, чтобы ее можно было определять вертушкой. Меньшую она не чувствует. "Комсомольская правда" просит дать заметку о нашей радиостанции. Даю:

«Наше радио

В апреле 1936 года начальник одного из конструкторских бюро Ленинграда Гаухман принял заказ Папанина на изготовление радиостанции для нашей экспедиции.

В феврале 1937 года Кренкель получил небольшие тщательно заделанные ящики, отмеченные маркой "Дрейф".

Все работники КБ прекрасно понимали, что эта аппаратура - не только средство связи, но и главное ручательство благополучного исхода экспедиции. Компактно и прочно смонтированный передатчик - приемник необычайно широкого диапазона волн. Они питаются тремя источниками энергии - ветряк, бензодвигатель или, в крайнем случае, так называемый "солдат-мотор".

Именно этой аппаратурой Кренкель передал первую несть о завоевании Северного полюса. В дальнейшем станция работает исключительно надежно. Не довольствуясь умеренной связью с Рудольфом на самом маломощном варианте, Кренкель установил запасные линии связи с мысом Желания, мысом Челюскин, Шпицбергеном, далеко перекрывая проектную дальность. 4 июля Кренкель присоединил к передатчику микрофон и Рудольф ясно услышал наш голос.

В дни, когда ветер наполняет энергией аккумуляторы, в свободный час, Эрнст настраивает передатчик на волну 20 метров и начинает, по выражению Ивана Дмитриевича, "цмыкать".

- Всем, всем. Это советская экспедиция на полюсе. Слушайте, отвечайте.

Слушают и отвечают. Не говоря о советских любителях, у нас имеются болельщики во всех концах света. Мистер Тромс в Гонолулу, зная из газет о наших делах, беспокоится, хватит ли снега подсыпать под палатку. Голландец сообщает последние новости. Шлют приветы, восхищаются победами Советской страны американцы, австралийцы. Кренкель весь уходит в слух. Изредка радостно-возбужденно восклицает:

- Норвегия, Гавайи, Австралия! Он разговаривает со всем миром».

1 августа. Сегодня день начался с охоты. В 03 часа дежурный Эрнст крикнул в палатку:

- Три медведя!

Все моментально выскочили из теплых мешков. Пока одевались, Эрнст открыл стрельбу. Медведица с двумя медвежатами быстро уходила, испугавшись ветряка, собаки и человека. Эрнст и Иван Дмитриевич побежали вдогонку, затем Петя и я на лыжах. Мы с Петей быстро догнали Ивана Дмитриевича и Эрнста. Однако медведи скрылись в тумане за ропаками на северо-западе. Они оттуда же и пришли. Медведи на 88^° - факт примечательный. Постепенно выявляется вся тоненькая, но непрерывная линия жизни в Центральной Арктике: водоросли, планктон, птицы, тюлени, медведи.

На обратном пути Эрнст упал в "озеро" и сильно промок. Мы успокоились, но наш пес Веселый все еще лает, переживает охоту. Сейчас крупный дождь барабанит по палатке. От Анютки давно нет телеграмм. Это меня тревожит.

8 августа. 21 час. Опять большой пропуск в записях. Некогда. Днем очень много дела, и к ночи так устаешь, что хочется сейчас же спать. Сегодня, как и вчера, весь день вычислял. Погода унылая. Мокрый снег. Туман. 0^°. Лужи понемногу замерзают. На ручье появились забереги. Отправил в "Комсомольскую правду" очередную телеграмму - о дрейфе:

«Как мы движемся Наши координаты беспрерывно меняются. Лед дрейфует. Каким законам подчиняется дрейф? Осветить их является одной из главных задач нашей экспедиции. Первое время казалось, что мы движемся исключительно в зависимости от ветра. И, действительно, стоило ветру подуть с другой стороны, как направление движения льда менялось. Различной скорости ветра соответствовала различная скорость дрейфа. При этом мы учитывали отклоняющее действие вращения Земли: каждое тело, движущееся по земной поверхности в северном полушарии, стремится отклониться вправо от первоначального направления своего движения.

В нашем районе дрейфующий лед должен отклоняться от направления ветра вправо на 30-40^°. Однако по мере накопления наблюдений выяснилось, что дрейф нашей льдины нельзя объяснить только действием ветра и отклоняющего действия вращения Земли. Особенно ясным это сделалось, когда мы начертили рядом на карте действительный путь нашей льдины, известный по астрономическим определениям, и тот путь, который проделала бы льдина, если бы она целиком подчинялась действию ветра.

Этот второй путь мы можем построить, так как знаем скорость и направление ветра в любое время. И тот, и другой путь представляли собой петлистые зигзагообразные линии. Если бы льдина двигалась только под действием ветра, то первый путь представлял бы уменьшенную копию второго, так как вследствие трения о воду льдина двигается гораздо медленнее ветра. Однако они значительно отличались друг от друга. Это говорит о существовании еще и других причин движения льда.

Наши расчеты показали, что помимо ветра лед увлекается постоянным течением, направляющимся к юго-востоку со скоростью полутора миль в сутки. Если исключить действие этого течения, подобие линий восстанавливается. Ветер же в соединении с отклоняющим действием вращения Земли гонит ее со скоростью, приблизительно в 100 раз меньшей своей скорости.

Насколько постоянно найденное нами течение - пока сказать нельзя. Мы знаем ветер и дрейф только в одной точке большого океана. Однако на дрейф всего ледяного покрова должно оказывать влияние общее распределение ветров в Центральной Арктике.

Вполне вероятно, что это течение вызвано таким, общим за истекшее время, режимом ветра. Нам предстоит выяснить все закономерности дрейфа. Так, весьма важно узнать, какой слой воды движется вместе со льдом. Как скоро изменяется направление движения льда при перемене ветра и т. д.

Счетчиком, отмечающим детали движения льдины, служит гидрологическая вертушка, опущенная в глубину моря. Она позволяет проследить взаимное перемещение всех слоев воды друг относительно друга, точно установить направление и скорость движения льда.

В результате изучения всех этих элементов мы надеемся распутать сложную картину дрейфа льда».

10 августа. 21 час. Сильная пурга. Прекратил гравитационные наблюдения. У Ивана Дмитриевича чуть не взорвался примус. Сложил обе палатки-обсерватории. Ветром унесло клипербот. Трос опущенных в воду гидрологических приборов в связи с быстрым ходом льдины сильно отклонился и врезался в лед.

18 августа. 02 часа. Сижу за вариометрами. Много событий было за эти дни.

12-го, направляясь в США через Арктику, вылетел на четырехмоторном самолете Леваневский. 13-го он пропал. До сих пор длится напряженное прослушивание эфира. Настроение у нас подавленное. Возможно, что спасательная экспедиция будет базироваться у нас. Если так, то за нее страшно. Самолеты с трудом будут находить нас после разведочных полетов - сейчас очень часты туманы.

Уже были запросы о возможности посадки здесь тяжелых самолетов. Спрашивали также, что нужно нам привезти.

14, 15 и 16-е были прекрасными днями. Тихо. Ясно. Мы обследовали места для возможных посадок самолетов. Сейчас Иван Дмитриевич возится на одном из них, выравнивая поле.

19 августа. 07 часов. Отоспался после длительного дежурства у магнитных приборов. Сейчас удалось послушать Москву - в последние два дня слышимость пропадала.

О спасательной экспедиции в нашу сторону пока молчат. В восточном секторе Арктики ледокол "Красин" уже идет к мысу Барроу. Вчера с Эрнстом смотрели сжатие, начавшееся в юго-восточной части нашего поля. На глазах лед медленно вспучивался и громоздился.

Сейчас туман. Моросит слабый дождь. Температура около 0^°. Восточный ветер понемногу стихает. За четыре хороших дня, с 14 по 18-е, собрал очень много материала - три интервала гравитационных наблюдений, несколько магнитных определений и измерений магнитных вариаций. Сейчас начну обработку. Погода этому благоприятствует.

15 и 16-го основной темой наших разговоров было - снимут нас отсюда или нет. С одной стороны, если уж будут здесь самолеты, то нас разумно снять, ибо к тому времени мы спустимся еще на градус к югу. А снимать ночью ледоколом, что может оказаться необходимым,- дело тяжелое. С другой стороны, такое раннее снятие нас, в особенности учитывая катастрофу Леваневского, произвело бы неблагоприятное впечатление. Нам никак не хочется уходить отсюда.

Мы с Петром выдвигаем предложение в таком случае перебросить нас дальше за полюс, на восточные меридианы. Нам был бы обеспечен спокойный дрейф до самого лета и новая область научных исследований; и на страну это произвело бы хорошее впечатление. Но на это едва ли пойдут. Впрочем, мне кажется, вообще-то самолеты сюда сейчас не прилетят.

На наше настроение несколько влияет погода. В такую мокреть все раздражительнее. Иван Дмитриевич и Петя плохо спят. Они никак не могут войти в расписание. Эрнста и меня вынуждают соблюдать строгий регламент сроки метеорологических наблюдений. Это очень хорошо. Спим, в общем, достаточно: 7-8 часов,- и из мешка выскакиваем быстро. 14 августа Иван Дмитриевич, Петя и я по требованию Шмидта быстро осмотрели свою льдину для отбора подходящих посадочных полос. 15-го вечером, уже детально посмотрев, выбрали четыре площадки. Обмерили их. Расстояние промеряли биноклем. День был замечательный. Легкий морозец, около -4^°. Ясно. Твердая поверхность льда чуть присыпана свежим снегом. Лужи замерзли. Мы с удовольствием бежали на лыжах.

Безветрие в эти дни заставило 16-го запустить мотор. Однако к вечеру 17-го ветер усилился до 10 метров. Это сильно мешало моим наблюдениям. Выпучивающаяся под ветром стенка палатки несколько раз задевала прибор.

17-го восстановилась обычная летняя погода. Температура поднялась до 0^°. Туман. Облаков не видно. Морось или дождь. Как скверно должно быть экипажу Леваневского, если они еще живы. Не зная их координат, искать их будет очень тяжело.

Дождь стучит по крыше. Дрожат оттяжки мачт. Туман. Сколько этого тумана? Крепкий ветер гонит и гонит эти нескончаемые тучи над оттаявшими ропаками, над черными зазубринами трещин, над синими лужами, над грудами ледяных обломков, которые даже в пасмурную погоду просвечивают нежным синим цветом.

Ветер усиливается. Вышел посмотреть обстановку. Проснувшись, поднялся, затарахтел цепью, завозился Веселый. Вдруг жалобно заскулил. Что с ним? Оказывается, запутал свою ногу в цепочку, которую умудрился продеть под нарты. Пес натягивал цепь и скулил от боли. Высвободил ему лапу. Тихонько повизгивая и благодарно помахивая хвостом, собака улеглась. Это глуповатый, но в то же время хитрущий пес. Недели три тому назад он, сорвавшись с цепочки, обворовал мясной склад. Причем бежал туда не прямо от лагеря, а сделав большой круг, обходным путем. По мнению Ивана Дмитриевича, это обнаруживало в собаке понимание геометрии. Чтобы развить его далее, он отводил пса к складу уже прямым путем и обучал его на месте веревкой. Понурый, с плачем, Веселый плелся домой. После трех уроков он запомнил, что на склад лазить нельзя.

В 10 часов я разбудил Петю. Неохота человеку вылезать из мешка.

20 августа. 19 часов. Опять туман. Морось. Изредка дождь. Утром ходили с Иваном Дмитриевичем к трещине. Она задвинута. Местами молодой лед толщиной 8-10 сантиметров большими пластами выдвинут на поверхность поля. Был полный штиль. Туман навис серой пленкой. Абсолютная, полнейшая тишина. Синие отсветы в ледяных грудах.

Я весь день обрабатывал гравитационные измерения. Петя рассчитывает обратные течения. Со времени потери Леваневского у нас осталась связь лишь по "Экватору", то есть обычные телеграммы переслать практически невозможно. Сейчас принял сообщение Шевелева из Москвы:

«Наш вылет задерживается заводом. Полагаем вылететь 22-го».

Это идет речь о вылете отряда тяжелых самолетов на Землю Франца-Иосифа и потом, возможно, к нам на поиски Леваневского. Завтра, очевидно, будем продолжать работать на "аэродромах", расчищать полосы. И все-таки я не думаю, что самолетам удастся к нам прилететь.

26 августа. 08. Дождь. Ветер. Туман. Все последние дни возились с посадочными площадками. Наш первый осмотр площадок оказался очень поверхностным. Лучшее из отобранных тогда мест при ближайшем рассмотрении оказалось неважным. Все же закончили одну из полос в юго-западной части поля размером 500х60 метров.

В хорошую погоду 24-го самым внимательным образом осмотрели ближайшую к лагерю площадку, буквально исполосовали ее лыжными следами. Только после этого приступили к работе. Вчера работали там целый день. Это примерно на месте старого аэродрома, где садились самолеты в мае. Там еще работы по крайней мере на сутки.

Сегодня к вечеру небо приняло мрачный вид. На юго-востоке наползла темная сизая туча. На ее фоне резко обрисовывался зубчатый горизонт. Зелеными блестящими пятнами сверкали замерзшие лужи. Потом пошел сильный дождь. Дальше, очевидно, работать не будем. Поэтому я не бужу Ивана Дмитриевича и Петю, пускай поспят,

22-го получил телеграммы от двух Ань. Анютка сообщает, что квартира еще не готова. А в Павловске становится уже тоскливо. Бедная ты моя. Другая телеграмма весьма странная. Некая Аня заключила пари с кем-то, отвечу я ей или нет. Если отвечу, выиграет пари, а если нет, то провалит испытания. Какая Аня? Какие испытания? Адрес где-то потерялся по дороге.

Вздрагивают пузырьки на столе. Порывы ветра обсыпают палатку крупными дождевыми каплями. Вчера мы оставили брезентовые плащи на нартах, и в них набился снег. Они стали тяжелые от пропитавшего их дождя. Вытрясли, повесили в тамбуре.

Вчера, как сообщили "Последние известия", отряд Шевелева перелетел из Москвы в Архангельск. Они везут нам, Рудольфу и Тихой даже говорящие письма. Хоть бы простые довезли. Вряд ли они полетят к нам. Это проскользнуло в речи Алексеева на банкете в Кремле, когда встречали Громова. Информацию об этом передавали 23-го. Он предложил лететь с Рудольфа прямо в Америку. Безусловно, это наиболее целесообразный путь. Горючего, очевидно, хватит. Делать разведки от нас с возвращением к нам дело тяжелое. Нас будет очень трудно отыскать с воздуха. На днях американец Уилкинс, участвующий в поисках Леваневского, летал из Аляски до 78^°. Летал за облаками и повернул обратно, так как обнаружилась неисправность в моторе.

28 августа. 08 часов. Четвертый день пурга. Нанесло изрядные сугробы. Снег идет и идет. Отдыхаем от аэродромных работ. Обрабатываю старые наблюдения. Стало уже заметно темнее. Сейчас в аккумуляторах много энергии. Эрнст предложил мне отправить корреспонденцию в "Комсомольскую правду". Я отправил:

«В последнее время наша деятельность целиком подчинена задаче спасения Леваневского.

Ведутся лишь самые необходимые научные наблюдения и радиовахты. Остальное время упорно работаем на аэродроме, расчищаем площадки на случай посадки самолетов на нашей станции. Старые площадки сильно испорчены, везде ямы, бугры. Мы уже приготовили две полосы для посадки самолетов. Большую часть восемьдесят седьмого градуса продрейфовали очень быстро, покрыв 50 миль за 8 дней.

С 16 по 24 августа держались около 87^°10^', а последние три дня крепкий северный ветер опять гонит к югу. Метель заносит сугробами нового снега все летние проталины...».

Так кончилось лето. Понемногу угасает и день. Мы уже вышли из района Северного полюса. Прожили эти три с половиной месяца очень хорошо. Льдина, петляя, в общем, быстро, быстрее, чем рассчитывали, уходила на юг. Но шла спокойно, не только не ломаясь - мы этого опасались более всего,- но и без больших толчков, почти не поворачиваясь. Собрано много совершенно новой необычайно интересной научной информации.

Очень приятно было помочь подвигам экипажей Чкалова и Громова, которые, как писал Ломоносов, "презрев угрюмый рок", меж льдами путь проложили на восток и ими "досягнула в Америку" наша держава.

Очень горько было переживать потерю Леваневского».

...Нет, ни стихия, ни морозы, ни опасность разлома льдины, ни трудная работа не доставили нам в те беспокойные дни столько тяжелых переживаний, сколько гибель Леваневского.

Но переживания - переживаниями, а работа - работой.

Солнце опустилось низко к самому горизонту. Его путь на небе был очень пологим - в полдень чуть выше, в полночь чуть ниже. Оно как бы постепенно завинчивалось за горизонт. Наступал длинный, длинный вечер...