Под ногами чуть голубоватый лед, впереди на горизонте четкие силуэты гор, похожие на средневековые замки. А совсем рядом голые неприютные скалы цвета ржаных сухарей. У их подножия валуны, серые, коричневые, оранжевые, оглаженные и остроугольные, размером от цыпленка до слона. Гряды валунов, уходящие вдаль, - словно застывшие волны моря.
Гранитные 'замки' 2
Над одной из гряд, как мачта затонувшего корабля, одиноко торчит трехметровый деревянный шест. По дереву химическим карандашом надпись: «СССР, астропункт № 3, САЭ». В стороне валяются две железные бочки из-под бензина и полузанесенное снегом крыло самолета АН-6 с порванной обшивкой.
Здесь шесть лет назад был определен астропункт
- Вот не чаял сюда вернуться, - говорит главный геолог, усаживаясь на плоский как стол валун.
Над головой кружат два больших серых поморника.
- Огурец нашел, - кричу я, вытаскивая из-под камня сморщенный, как стручок, остаток того, что было прежде огурцом.
- А это что? - спрашивает Пэпик, подбрасывая на ладони легкий темный шарик.
- Картошка.
- Здесь был камбуз, - уверенно заключает Миша. - Продукты в Антарктиде практически не портятся, - продолжает он, надкусывая картошку. - Вот американцы, я читал, пробовали недавно продовольствие 50-летней давности, из запасов экспедиций Шеклтона и Скотта, и хоть бы что, - Миша поспешно сплевывает, - прекрасно сохранились вкусовые качества.
На месте старого лагеря
- То консерва, - вставляет Пэпик, - а открытые портятся.
- А что им портиться, здесь же как в холодильнике.
Я не спорю с Мишей, хотя хорошо помню, как в этом самом лагере шесть лет назад сливочное масло после длительного хранения на морозе покрылось белой сальной коркой, приобрело неприятный привкус, как мы говорили - «вымерзло».
- Здесь стояла моя палатка, - показывает главный геолог, сидя на камне и беззаботно покачивая ногами. Тут же он вскакивает как ошпаренный, ругается:
- Э, черт, забыл, сидеть на холодном нельзя, в два счета ишиас заработаешь.
- Штаны меховые, не прохватит, - успокаивает Миша.
- Мы жили в палатке втроем, - напоминаю я профессору. И тут же перед глазами встает наша палатка, три раскладушки, прижавшиеся друг к другу, а в углу на фанерке двухконфорочная газовая плитка.
- Почему это? - спрашивает Пэпик, показывая на искалеченное крыло самолета, торчащее из снега.
- Было дело, - значительно произносит главный геолог и выдерживает паузу...
Тогда нас застиг в горах жестокий, но довольно обычный для этих мест ураган. Ветер достигал скорости 50 метров в секунду. Наружу выходили лишь по крайней надобности - ветровой поток спирал дыхание и валил с ног. Борта палаток трещали, и только завалы валунов, предусмотрительно сделанные вокруг жилищ, удерживали их на месте.
Внутри было холодно и почти все лежали, закутавшись в спальные мешки. Так продолжалось два дня. На третьи сутки, выглянув утром на свет божий, я заметил, что один из наших самолетов, закрепленных на ледовом аэродроме, начал самостоятельно удаляться от нашего лагеря. Тотчас же я сообщил об этом летчикам.
Через минуту все мы бежали по льду. Даже главный геолог скользил сзади на валенках. Однако попытки обуздать своенравный самолет поначалу выглядели очень наивно. В один из моментов машину развернуло, приподняло и поставило, как легкий картонный ящик, на бок, на крыло. Кажется, еще мгновение - и самолет перевернулся бы вверх тормашками, накрыв некоторых из нас.
- Камни, тащите камни! - опомнившись, закричал один из летчиков.
Через минуту мы уже отдирали вмерзшие в лед валуны и катили их к самолету. Когда нутро его набили камнями, безумец утих. Машина была спасена, хотя одно крыло обломано. Этот обломок и заинтересовал нашего Пэпика.
- Что и говорить, ураган был на славу, я тогда чуть рекорд не установил - двадцать пять часов не вылезал из мешка, - снова продолжает главный геолог.
Ветер постепенно усиливается. Начинает переметать поземка. Снежные ручейки текут между валунами, а, выйдя на ледяную равнину, распластываются, сливаются в сплошное покрывало. Наши ноги по щиколотку купаются в снежном потоке.
- Если ногу босую подставить, пятки можно щекотать, - приходит в голову Мише идея.
- Ну ты себе щекочи на здоровье, а мы пойдем в лагерь, - сердится главный геолог. - И когда же эта проклятая погода кончится? Так мы ничего не наработаем. Экскурсии будем устраивать, тары-бары разводить. А мне через год на международном конгрессе геологическую карту надо представлять. Это вам не фунт изюму. Одним «ля, ля» там не отделаешься...
Часа два спустя, перевалив через невысокий горный гребень, мы оказываемся недалеко от лагеря. Пять круглых палаток среди валунов, а поодаль на ровной снежной равнине две оранжевые «Аннушки».
- Красивое место выбрали, - любуется главный геолог, - куда лучше, чем на старом лагере. Наш начальник позаботился. Сейчас придем, обед нам летчики сварили, а вечером чайком побалуемся.
На спуске Миша и Пэпик торопливо устремляются вперед. Главный геолог хватается за меня, чтобы не скользить.
Ну вот наконец и палатки. Три маленькие круглые КАПШ-1 и две побольше, с удлиненным овальным телом - КАПШ-2. КАПШ - каркасная арктическая палатка Шапошникова. Наше жилище больше всего напоминает юрту. Двойной матерчатый верх натянут на скелет из специально собранных дюралевых трубок. В палатке есть круглые, как иллюминаторы, пластмассовые окна, в потолке колпачок для вентиляции. Собрать весь этот агрегат можно за час. Можно, наверное, и быстрее, если дюралевые дуги подработались друг к другу. КАПШ, если ее хорошо натянуть и завалить вокруг снегом или камнями, выдерживает сильнейшие ветры. Этому, очевидно, в немалой степени способствует обтекаемая форма палатки.
Штурман 'Аннушки' Володя уже приготовил обед
В лагере нас встречает начальник, свежевыбритый, крепко пахнущий тройным одеколоном.
- Все в порядке? - холодно спрашивает он у главного геолога. - Что задержались? Я уже ракету хотел давать: не видите - пурга начинается!
- Все знаем, не маленькие. Ты бы об обеде побеспокоился, люди устали.
- Обед давно готов, мы уж поели, а порядок должен быть порядком.
- Опять ты за свое. Я за группу отвечаю.
- А я за весь отряд несу ответственность.
- Ну ладно, - хмурится главный геолог, - о том, кто за что отвечает, поговорим с тобой отдельно.
Бронзовое лицо начальника багровеет. Наконец мы в своей палатке.
- Полей-ка мне из чайничка, - вздыхает главный геолог, доставая мыло, - а потом я тебе.
Он умывается над тазом, стоящим в центре палатки, отфыркивается.
- Ну вот, начальник наш как с цепи сорвался... Лей, лей, не жалей... Думаешь, легко мне с ним, опять придется учить уму-разуму. Не понимает, что можно, что нельзя... Побольше лей, чего экономишь... Тоже мне руководитель. Как за маленьким за ним смотреть надо... Ну вот, соль с лица смыли, сейчас полотенчиком обмахнемся, а теперь давай тебе полью, - и айда на обед.
- Так вода кончилась.
- Вот жалость... об снег, может, оботрешься? Снежком даже полезнее...
К вечеру пурга усиливается, и все расходятся по своим палаткам. В нашем КАПШ-2, кроме главного геолога, Пэпика и Миши, живет еще геолог Женя, коренастый, близорукий, в очках на веревочках (пластмассовые дужки давно сломались), и штурман одного из самолетов Володя, он же студент-заочник философского факультета МГУ.
На полу палатки горит газовая плитка. Вдоль стен стоят раскладушки, на них в спальных мешках лежим мы. Сквозь окна проходит внутрь блеклый свет ночной полярной метели.
- Открутите-ка побольше газик, - просит главный геолог, - а потом, когда заснем, надо не забыть выключить.
Миша, высунув свою здоровенную руку за полог палатки, откручивает вентиль стоящего рядом баллона.
А за окном метет. Самолеты на пригорке скрылись в молочной белизне. Снег облизывает серые закоченевшие валуны. Снежные струи льются по упругому телу палатки. Дюралевые ребра вздыхают под резкими порывами ветра.
За палатками друг подле друга сидят штук восемь поморников. Теперь они наши верные спутники Они знают, что около людей есть чем поживиться.
В палатке тишина. Пэпик, высунувшись из нейлонового, на гагачьем пуху спального мешка, рассматривает свои многочисленные термометры. Женя, приподнявшись к иллюминатору, читает «Искатели» Гранина.
Тихо поскрипывает кровать Миши, он все никак не может устроиться. Мешок ему явно мал, но во всем нашем отряде нет мешка, чтобы пришелся ему впору.
Володя-философ тоже читает, Бальзака - «Блеск и нищета куртизанок».
Под пологом палатки в волнах теплого воздуха купаются портянки. Наверху жарища, внизу, у пола, по измерениям Пэпика, - минус 4 градуса.
- Проклятая погода, - нарушает молчание главный геолог. - И стоило сюда ехать, чтобы дрожать здесь как цуцики. Я бы сейчас дома столько бы натворил. И что там в институте без меня?..
- У нас еще тепло, а каково сейчас походу? У них уже минус сорок, а до Полюса недоступности идти и идти, - прерывает чтение Женя.
- Да, им не позавидуешь, - соглашается главный геолог. - Я, грешным делом, не очень-то верю, что доберутся они до наших гор. Если не сломаются в пути, то горючего им не хватит. А на самолете его в такую даль возить - это ведь тоже проблема.
- Тягач АТТ у них задний ход потерял, - подключается к разговору Володя-философ.
- Задний ход - это цветочки, скоро он весь развалится, - авторитетно вставляет Миша. - Я это предвидел.
- Ну ты у нас, известно, голова! Лучше бы геологии больше внимания уделял, чем заниматься прогнозами, - сердится главный геолог.
- А что, я и геологией могу, - добродушно отзывается Миша.
- А если все-таки придут они сюда, через горы сумеем их провести? - Этот вопрос главного геолога обращен уже ко мне.
Несколько дней назад я летал на разведку трассы для санно-гусеничного поезда. На «Аннушке» Александра Егоровича мы пролетели вдоль намеченного по аэрофотосхемам маршрута снизу, от Новолазаревской до южной кромки гор. За их пределами аэрофотосъемка обрывалась. Я попросил пилота пройти еще дальше к югу. Горы остались позади, мы летели над слегка волнистой равниной на высоте в 3 с лишним километра. Кое-где внизу угадывались зоны трещин, и я отмечал их на карте. Снег под крылом в свете низкого солнца отдавал легкой желтизной. Как заманчиво было лететь в это, казалось, очарованное, еще никем не виденное пространство. Но высота продолжала возрастать, и в кабине становилось все холоднее. Километрах в 50 от гор Александр Егорович решительно сказал, что «лезть вверх против ветра - нос отморозишь и пора поворачивать оглобли». Он был прав. «Аннушка» не приспособлена для высотных полетов. Зато вниз с горки катиться было несравненно веселей, хотя порой мы и проваливались в воздушные ямы.
На западе Земли королевы мод горы сложены древними осадочными породами. Вид с самолета
Район к югу от гор вызывал у меня наибольшие опасения. Нет ли здесь скрытых под снегом трещин? Вопрос, сможет ли поезд благополучно пройти через горы, я уже не раз задавал сам себе, в сотый раз пересматривая снимки и данные аэровизуальной разведки. И все же полной уверенности у меня не было. Тем более что вездеходы достигнут гор, судя по всему, уже поздней осенью, когда здесь особенно часты пурги и ураганы.
- Да, как бы не пришлось нам зазимовать тут в ожидании, - сетует главный геолог, плотнее заворачиваясь в мешок. - Миша, газик не забудь выключить...
А за окном ветер, ветер, белое молоко. Поморники около палаток нахохлившись сидят на снегу.