Чудеса подводного мира

Я стоял на мысу, волны с шумом налетали на камень, от брызг морской воды побелели его выступы. Верхушки их, прикрытые шапками мха, возвышались из лужиц. В воде и на моховой подстилке виднелись белые скорлупки округлой формы. Это были скелеты ежей, вернее, их панцири, некоторые хорошо со­хранились, а от других остались лишь кусочки. Волны и чайки потрудились, одни просто выбрасывая, другие, доставая ежей из морской пучины. Птицы разбивают клювом тонкий извест­ковый панцирь, чтобы добраться до содержимого - «икры». Она имеет своеобразный вкус и очень питательна. В Средиземном море организован промысел морских ежей, их «икра» идет в пищу, а у нас на Дальнем Востоке «икру» добытых ежей консервируют. Однако жители даже приморских райо­нов, а тем более расположенных вдали от моря, не знают вкуса этого деликатеса. Здесь, наверное, сказываются и недоста­точная информация, и необычность продукта. Признаюсь, и сам я «икру» ежей только пробовал, а в большом количестве употреблять не решился.

Интересен такой факт. Американские биологи искали ответ на вопрос, как влияет на поголовье каланов и морских ежей их количественное соотношение. Оказалось, что систематическое истребление каланов привело к значительному увеличению численности ежей, которыми питаются эти животные. Иглокожие размножались беспрепятственно, в свою очередь, уничто­жая морскую капусту. Исчезали водоросли - уходила рыба, для которой подводные луга служили надежной защитой и местом вывода молоди, за рыбой уходили звери - тюлени.

На побережье Кольского полуострова каланов нет. Мор­ские ежи - эхинусы достигают здесь в поперечнике 7-8 сан­тиметров, благоденствует и морская капуста. Но значит ли это, что природа в Баренцевом море в равновесии?

Обо всем этом я и размышлял, внимательно следя за стра­ховочным концом.

Сигналю Олегу, он затих вблизи скопления ежей. Уплывать от этого места и мне вчера не хотелось. Мой друг рассказал потом, что задержавшись у колонии эхинусов, он испытал же­лание нырнуть поглубже, туда, где таилось неизведанное, но неумолимый фал в руках страхующего не пускал в бездну. Обсуждая впоследствии свои впечатления, мы полушутя-полусерьезно назвали Баренцево море коварным: сначала не хочет впускать в свои владения, а потом завлекает в глубину.

Но вот водолаз двинулся дальше, и я за ним. Пузыри воз­духа от акваланга Олега стали перемещаться вправо, они были редкими, да и не всегда их заметишь в волнующемся море. Но «живой» конец веревки был у меня в руках, и более надежного информатора уже не требовалось. Подбирая и слегка натяги­вая фал, вел я водолаза по маршруту.

В многочисленных экспедициях выручал нас портативный компрессор

Водолазный бот остался влево от нас, но все же было вид­но, что аквалангисты по очереди парами уходят в воду. Мест­ные подводники работали много и целеустремленно. Пропп, оставаясь верным своим правилам, не делал никаких побла­жек и нам, и заставлял в Дальних Зеленцах действовать са­мостоятельно. Для Проппа самый желанный аквалангист тот, что с ним в связке. Еще одно правило было у Проппа: «Потреб­ляешь наш воздух - поработай за это в компрессорной». Для приезжих аквалангистов трудовая повинность в компрессор­ном цехе ММБИ - была обязательной. Мы оборудовали там новый теплообменник, сделали еще кое-что. Вот поэтому каж­дое утро три заполненных воздухом акваланга для нас стояли у двери. Что ж, кому как, а нам такой порядок в хозяйстве Проппа пришелся по душе.

Мы всегда с уважением относились к тому, что делалось в Дальних Зеленцах. Хозяйство легководолазов ММБИ было сложным, но надежным. Воздух, полученный в компрессорной на Дальних Зеленцах, которым мы4 дышали под водой, был «вкусным». Этот очень емкий и точный термин не нов для лег­ководолазов, мне приходилось пользоваться разным по каче­ству сжатым атмосферным воздухом, частенько он отдавал запахом масла - это беда всех портативных компрессорных установок. Хозяйство же Проппа было оснащено стационар­ным оборудованием.

Еще раз взглянул я на аквалангистов, которые погружа­лись в море с катера, - там царил настоящий морской поря­док. Наконец легководолазов от меня заслонили скалы острова.

Тем временем мой подопечный постепенно начал всплы­вать, и я стал сматывать фал в бухту. Уплывая от утеса с ежа­ми, Олег не мог не заметить на свободных уступах черно-бар­хатных красавиц - голотурий. В неожиданных позах застыли они, выпустив венчики-щупальца, которые, будто бархатистые кружева, обрамляли изящные горловины. Внешне похожие на кувшины, голотурии темными пятнами выделялись в полумра­ке глубинных вод. Это были кукумарии, с близкими их родст­венницами мы встречались в Японском море. Но те были по­светлее и побольше.

Вчера я сфотографировал одну из них. Вначале пощекотал ей пальцем «брюшко», но голотурия не подавала никаких при­знаков жизни. Тогда я коснулся ее щупалец рефлектором осветителя, в надежде, что сумею зафиксировать момент само­истязания этого загадочного животного. Сколько я ни встре­чал самых разнообразных голотурий, мне так и не посчастли­вилось наблюдать, как они выбрасывают свои внутренности. Я долго ждал, но и на этот раз моя пленница всего лишь убра­ла щупальца.

Рядом со светлыми шарами ежей голотурии напоминали баклажаны на грядках. Я сделал несколько кадров, надеясь, что вспышка света раскрыла цветовую палитру животных.

Над голотурией жила прицепившаяся к скале асцидия. Здесь, на тридцатиметровой глубине, можно было встретить «кувшины» с одним и двумя горлышками. В отличие от куку­марии асцидия выглядела бледной и прозрачной. Но если по­трогать асцидию, то можно убедиться, что покров ее тела пло­тен и упруг. При съемке на цветную пленку ее туника ярко-оранжевая. Когда размышляешь об этом, нельзя не удивлять­ся странностям глубинного мира, где ярких красок так много, но обитатели его в полутьме не могут продемонстрировать их друг другу. Здесь господствуют только холодные - синие и зеленые - тона спектра.

Олег все ближе и ближе к поверхности моря. Остров неве­лик, и мы почти замкнули наш маршрут, зайдя за выступы скалы, которые защищают от волн.

Сверху видно, как Олег заплывает в подводный каменный лабиринт, заросший водорослями. Среди лент ламинарий мелькают его ярко-синие ласты, которые порой взбивают пену на поверхности. Наконец появились желтые перчатки и шлем гидрокостюма аквалангиста, в руках мой подопечный водолаз держал диковинную рыбу. Толстенькое кургузое существо ка­жется очень неуклюжим. Тело неподвижно, лишь трепещет хвост. У коротышки на боках плавнички, на брюхе - воронка-присоска, образуемая нижними плавниками, а на спине - мяг­кий прозрачный нарост, который занимает место плавника. Мы решили посадить добычу в нитяную сетку и пустили в ла­гуну.

Ихтиологи определили в незнакомце пинагора и посове­товали выпустить бедолагу на волю. Он, дескать, никуда от этого места не уплывет - здесь его кладка икры. Специалисты называют пинагора еще и морским воробьем. Известно, что кладку, состоящую из крупных икринок светло-зеленого цвета, охраняет самец. Его-то Олег и выловил.

На следующий день в маленькую лагуну мы с Олегом по­лезли вдвоем, чтобы сфотографировать и морского воробья, больше, впрочем, похожего на поросенка, и его гнездовье. Мы довольно быстро отыскали пинагора, а Олег нашел и кладку - потоки икры, облепившей «листья» ламинарии. Цвет икры был зеленым и, надо признать, надежно ее маскировал. Будь икра красного или оранжевого цвета, как знать, уцелела бы она или нет? Олег был доволен, что изловил пинагора, теперь надо искать «пинагориху». Обшарив заросли, нашли и сфотографи­ровали самку. Эта рыба оказалась намного крупнее, она ви­села в слоевище ламинарии, зацепившись за него присоской. Снимок давал представление о величине рыбы и ее окраске. Самка казалась вялой и малоподвижной, и наше барахтанье в узкой расщелине она восприняла равнодушно.

Олег часто ловил рыб руками, ему это удавалось легко, и снимки с пойманными им бычками, камбалами и пинагорами помогали в дальнейшем определять размеры рыб.

Три недели в Дальних Зеленцах прошли в упорной работе, удалось собрать хороший гербарий, сделать снимки.

Уплывали мы из Дальних Зеленцов в свежую погоду. Рейс курсирующего здесь теплохода задержался, и Пропп вызвался нас проводить. Перевалив через сопку, разделяющую губу Дальнюю Зеленецкую, и залив, в который заходят суда, мы добрались к причалу. Моросил косой дождик, низкие облака набегали со стороны моря, и казалось, что у самой кромки земли они отрываются от воды и мы видим миг их рождения. От поселка до причала вела грунтовая дорога, она шла то по уплотненной торфяной почве, то по выходам материковой поро­ды, сглаженным ледником. По этой первобытной колее и гро­мыхал грузовик с нашими вещами, зимой дорога, видимо, впол­не пригодна, а коротким полярным летом поселковый шофер ездит, скорее всего, по памятным следам зимника.

Судно запоздало на несколько часов, ведь Арктика часто составляет свое расписание. Пропп считал, что нам еще круп­но повезло, коль мы отплываем хотя бы в назначенный день. Наконец мы со своим снаряжением на борту, и судно выхо­дит в открытое море. Берег уже вдали, и сквозь пелену дождя рисуются его суровые очертания. Гранитные утесы кое-где покрыты зелеными пятнами трав и мхов, оживляющими пейзаж.